Как попасть в Арктику к белым медведям? Интервью с путешественником Алексеем Школьным

Алексей Школьный — путешественник и фотограф из Краснодара, который совмещает жизнь предпринимателя с жизнью настоящего исследователя. В апреле 2017 года вместе с экспедицией Всемирного фонда дикой природы попал в Арктику на остров Вайгач. Алексей ведет инстаграм, где рассказывает о своих путешествиях. О том, как проработать два года без выходных и после полностью изменить свою жизнь, о том, как фотография приводит к знакомствам в научных кругах, и об экологических проблемах Российской Арктики — в интервью Эволюции Юга.ру.

Как вы пришли к тому образу жизни, который для многих кажется мечтой?

— Когда я был мальчишкой, я представлял себя героем приключенческих романов. Мне всегда хотелось куда-то ехать, что-то открывать, изучать. Естественно, таких возможностей в детстве у меня не было — наша семья переехала на Кубань с Украины после Чернобыльской аварии, и я рос в небольшой станице.

В 20 лет я организовал с братом охранное предприятие. Первые 2 года проработал без выходных — 700 рабочих дней подряд, даже на Новый год работал. Когда мы начали получать от работы первые результаты, в том числе и финансовые, я продолжил в том же темпе. Но лет в 25 лет понял, что вся жизнь так и пройдет, если не остановиться. Была депрессия. Потом вспомнил о своих детских мечтах и решил, что настало время их осуществить.

Почему вы решили снимать именно птиц?

— Одна из детских мечт была стать орнитологом, изучать птиц. В подростковом возрасте я это увлечение забросил, но когда приобрел первую цифровую фотокамеру, все вернулось. Пробовал снимать разные вещи — спортсменов на соревнованиях по виндсерфингу, пейзажи в горах. С птицами выходило интересней всего. Это ведь настоящий азарт — почти как на охоте, только птица остается живой. Сначала купил дешевенький телеобъектив и пробовал снимать с подхода, приближаясь к птицам максимально близко. Но кадры у меня, конечно, получались плохие.

Хорошие кадры делаются с маленького расстояния, когда птица не обращает на фотографа внимания. Идеально быть на месте съемки задолго до рассвета, спрятаться в укрытие, которое там уже стоит хотя бы несколько дней. С рассветом они прилетят и не будут знать, что в укрытии человек, будут вести себя естественно.

Когда-то мне в детстве попала в руки книжка о природе Арктики, и я помню, что в ней были не фотографии, а иллюстрации. На этих иллюстрациях были белые медведи, киты, моржи и птичьи базары. Это была совершенно другая природа, я так впечатлился, что уже тогда захотел увидеть все это своими глазами. Арктика всегда вызывала у меня какой-то восторг.

Какая у вас была география путешествий до поездки в Арктику?

— География очень небольшая, в основном поездки по Краснодарскому краю и югу России, и еще Кольский полуостров, чтобы так далеко — я нигде так много не бывал, в марте вот восьмая поездка туда была. На юге ходил в походы в горы — Лагонаки, естественно, Тхачи, район Красной Поляны, Архыз, озера в Тебердинском заповеднике. Там я со своим старшим товарищем, известным фотографом-натуралистом Вячеславом Забугиным, фотографировал кавказского тетерева — осколок северной ортофауны. Редкие птицы, которые остались у нас с периода глобального похолодания. На Азовском побережье я фотографировал птиц на Ханском озере, много раз был в Крыму. Было несколько автомобильных путешествий — по Грузии, в Восточную Турцию, на Кольский полуостров.

Каждый год у меня обязательно две-три большие поездки на неделю-две. И на выходных регулярно стараюсь выбираться. У меня работа чаще всего не связана с какими-то конкретными рабочими днями, она просто всегда есть. Но я пользуюсь своим служебным положением и позволяю себе летом среди недели поехать куда-нибудь, правда потом, на выходных, чаще всего работаю.

Впервые на Север я попал в 2013 году — это была поездка в Мурманскую область, в поселок Териберка. Это был март месяц, там была такая пурга, когда мы не могли сначала заехать, потом выехать оттуда. Именно тогда появилось желание осуществить свою детскую мечту, и после я попал на острова Кандалакшского заповедника на Кольском полуострове, чтобы пофотографировать птичьи базары из моей детской книжки.

Вы говорите «попал», как будто это случилось само собой.

— Нет, это было очень сложно. Я обратился к своему знакомому, орнитологу Роману Мнацеканову, я с ним давно общаюсь по теме птиц. Он профессионал и ученый, а я любитель-фотограф, но нам это не мешает общаться, осуществлять совместные мероприятия и выезды. Я заразил его идеей побывать на северных заповедных островах, и он привлек своих коллег. Этой поездки мы добивались в течение года. В итоге нам оформили пропуска в заповедник, и мы полетели туда.

А как вы с ним познакомились?

— Когда я начал фотографировать птиц, я понял, что вообще не понимаю, где какие живут, не знал никакой литературы. Это был 2005 год, в интернете такой подробной информации, как сейчас, еще не было. Я случайно наткнулся на информацию об орнитологической организации — Союз охраны птиц России, узнал, что у нас есть краснодарское отделение. Позвонил секретарю, но он не проявил никакого интереса, не захотел меня принимать. Вторая фамилия из Союза была Мнацеканов Роман. Когда я загуглил это имя, узнал, что он орнитолог, нашел его номер телефона. Пришел к нему на работу, он тогда в Росприроднадзоре работал. Сказал примерно следующее: «Я фотограф, мне так нравится птиц снимать, смотрите, у меня вот такие снимки есть, давайте вы мне будете рассказывать о птицах, делиться информацией». Наверное, к нему нечасто так приходили, поэтому он воспринял это позитивно.

А как получилась последняя поездка в Арктику? Как это все произошло?

— В основе своей благодаря Роману Мнацеканову. Роман когда-то перешел работать из Росприроднадзора во Всемирный фонд дикой природы, в отделение «Российский Кавказ», которое у нас находится в Краснодаре. Он меня познакомил со своими коллегами из Мурманска, Баренцевоморского отделения WWF, которые организовывают экспедиции в Арктику.

Вообще, все в этом сообществе очень осторожны, они чужих не подпускают. Но если ты проходишь какой-то неформальный контроль, люди начинают помогать сделать то, что ты хочешь.

Во время путешествия в Арктику вы познакомились со многими экологами и учеными, кто больше всего впечатлил?

— Был руководитель Баренцевоморского отделения WWF Олег Суткайтис и координатор проектов по сохранению биоразнообразия Иван Мизин, были специалисты из Института проблем экологии и эволюции Российской академии наук, пара человек из местного центра охраны природы, внештатный корреспондент National Geographic. Они были все классные. Я не могу сказать, кто впечатлил больше, они все очень разные и интересные люди. По медведю я больше всех общался с Ильей Мордвинцевым. Он специалист по белым медведям, защитил по ним диссертацию. Специалистов, которые занимаются белым медведем, в мире вообще очень мало.

Что самое интересное вы от него узнали?

— До поездки я прочитал несколько книжек про белого медведя, в том числе старую советскую литературу. Но это неполные сведения, тогда не было таких научных методов, которые есть сейчас. Например, цель нашей поездки была пометить белых медведей, установить на них ошейники со спутниковыми трекерами. Сведений о миграции в старой литературе нет, никто не знал, куда и откуда они ходят. От Ильи я как раз узнал о поразительных способность медведей к миграции. Например, мишки с норвежского Шпицбергена приходят к нам на Землю Франца-Иосифа. Это одна популяция. Меня поразило, какие пространства они способны преодолевать.

Я правильно понимаю, что если кто-то вдохновится вашим примером и захочет посмотреть в России на медведей, у него ничего не выйдет?

— Нет, так просто не выйдет. Я у Ильи Мордвинцева спрашивал, какой самый простой способ посмотреть белых медведей, он мне сказал: Норвегия, архипелаг Шпицберген. Там есть туры, где можно с экскурсоводом посмотреть на медведей. Конечно, такое путешествие стоит дорого, но там это возможно. В России нет. Разве только на остров Врангеля, на Чукотке. Но неизвестно, где будет в итоге дешевле. У нас экологического туризма в Арктику, по большому счету, нет.

Нет потребности у людей? В чем проблема, как вы считаете?

— Во-первых, я не думаю, что у нас такое огромное количество людей, заинтересованных в этом. Во-вторых, это просто сложно. В Норвегии Шпицберген — это группа островов, а у нас Арктика огромная. Это как раз таки проблема научных программ. В Гренландии, например, медведей всех уже почти посчитали, повесили им ошейники, на Шпицбергене постоянно это происходит, на Аляске это происходит, в Канаде происходит, в Российской Арктике их невозможно подсчитать. Медведи рассредоточены на огромном пространстве.

Для обычного человека из России увидеть белого медведя на самом деле очень сложно. Только участие в какой-то научной программе или волонтером, помогать в заповедниках. Но чтобы зарекомендовать себя, придется потратить очень много времени.

Как вы туда добирались? Я так понимаю, были свои сложности с вертолетами, с перелетами, метелями, задержками.

— Сначала я вылетел из Краснодара в Москву, потом пересел на самолет в Нарьян‑Мар, чтобы оттуда еще 430 км лететь на вертолете в поселок Амдерма на берегу Карского моря. На юге обычно как бывает — задержали вылет самолета часа на два, ну бывает еще осенью у нас туманы, могут на день задержать. А в Нарьян-Маре вылета в Амдерму пришлось ждать двое суток, потому что то не было погоды в Нарьян-Маре, то в Амдерме, то по пути следования вертолета.

Какие есть проблемы у белого медведя?

— Я не могу прямо профессионально ответить на этот вопрос, но насколько я понимаю из разговоров, основная проблема для медведя — это люди. Это увеличение количества военных и нефтяников. Такого даже в советское время не было, у нас осваивается Арктика по полной, и такого количества людей там никогда не было.

Получается, глобальное потепление — это не самая важная проблема?

— Глобальное потепление есть. Но насколько я знаю из разговоров с учеными, белый медведь пережил несколько периодов потепления и похолодания. Но если к глобальному потеплению добавить давление на медведя со стороны людей, то шансы на вымирание высоки. По мнению ученых, медведь может пережить только что-то одно.

Из-за потепления медведи вовремя не уходят на отступающие льды и остаются на берегу, где голодают и гибнут. Но это механизм естественного отбора. Дадут потомство те медведи, которые уходят вслед за отступающим льдом, и в итоге белый медведь как вид адаптируется к новым условиям.

Но вот медведь, который остался, скажем, на каком-то арктическом острове, голодным приходит в поселок к человеку. Там нет ограждения. Но есть открытая мусорка, где можно чем-то поживиться. Люди думают: «О! медведь, как классно» — и начинают еще и подкармливать его. Потом этот медведь попытается съесть кого-то из людей, и его отстреливают. Плюс еще третий фактор — браконьерство. Шкуры белых медведей очень дорогие.

Что делается, чтобы хоть как-то минимизировать этот ущерб?

— Белый медведь входит в перечень редких видов, которым занимается WWF. Именно в тех местах, где мы были, на острове Вайгач, фонд ведет работу по созданию национального парка, который позволит усилить охрану белого медведя и дать рабочие места местному населению — ведь часть этих людей и есть браконьеры. По опыту создания других особо охраняемых территорий, бывшие браконьеры могут быть очень хорошими защитниками природы, только нужно дать им такую работу. Местные стреляют редких животных не от хорошей жизни. Мне кажется, такие уникальные территории нужно открывать людям, создавать условия для экологического туризма, это выгодно для всех.

На что может повлиять исчезновение белого медведя или сокращение популяции?

— Ну это же теория, медведи еще не исчезли, и никто об этом точно ничего не знает. Но в целом, мне кажется, для большинства людей ничего не произойдет. Просто медведей больше не будет. Как других видов животных, которые исчезли по вине человека. В итоге у нас останется один человек, и ничего живого. А потом, конечно, и человека не станет. Если человечество не уничтожит себя раньше.

Расскажите подробнее о фотографиях. Работаете ли вы с издательствами или журналами о дикой природе?

— У меня брали фотографии для иллюстрации в Красные книги Адыгеи, Краснодарского края, Рязанской области. На самом деле это не такая большая заслуга, финансирование этих изданий мизерное, а на фотографии вообще бюджет не предусматривается, поэтому ученые используют свои фотографии или просят у знакомых фотографов.

В Мурманской области в прошлом году издавали книгу по бердвотчингу для норвежцев, это был грант, они получили деньги на издание этой книги и покупали фотографии с учетом всех авторских прав. Там мои фотографии тоже вышли, но для России такой подход — исключение из правил.

Есть стремление публиковаться на какой-нибудь престижной площадке?

— У меня была попытка поработать с журналами «Вокруг света» и National Geographic. Я им написал, когда ехал на птичьи базары на острова в Баренцевом море. Там фотографов не бывает в принципе. Но в результате мне сказали: вы когда приедете назад, напишите текст, приложите фотографии, присылайте, мы посмотрим, и если что — ответим на почту. То есть журналы с непроверенными авторами не работают просто так. А делать поездку под статью, снимать что-то под статью, не зная, опубликуют ее или нет, — у меня нет времени этим заниматься.

В фотоконкурсах я принципиально не участвую. Потому что я не верю в объективные фотоконкурсы. Еще мне не нравится, что конкурсы, если задаваться целью в них побеждать, лишают человека свободы выражаться — ты начинаешь работать на результат, под определенные требования, то есть это уже прямо работа. А для меня это хобби, я просто хочу делать, что мне нравится.

Что бы вам хотелось делать дальше? В каком направлении развиваться?

— Мне очень интересно было бы делать подкасты или видеобеседы с биологами и людьми из заповедной среды. Это очень интересные и необычные люди, и про них никто ничего не знает. Я уже пообщался на эту тему с заместителем директора по науке Института проблем экологии Сергеем Найденко. Планируем сделать материал о диких кошках, о проектах института, о его научной работе.

Мне еще предстоит многому научиться. Понятно, что в первое время это будет на любительском уровне. Но если мне понравится, буду продолжать. Сам не зная зачем, я пару лет назад уже прошел мастер-класс по обработке звука, записанного микрофоном. Дома на полке стоят несколько книжек по проведению интервью. У меня всегда так — я поначалу не знаю, зачем что-то делаю. А потом оказывается, что это востребовано.